Лето для провинциального настройщика «мёртвое» время года. Музыкальные школы и кружки не работают, «гусята», так называют у нас юных «Бетховенов», на каникулах и рады этому, хоть и недостаточно продолжительному на их взгляд, отдыху от «надоевших до смерти» гамм и арпеджио. Поэтому случаи заказов единичны и исходят только от истинных любителей музицирования, да в связи с какими-то юбилеями и торжествами, либо внезапными «наездами» заезжих малоизвестных исполнителей, непременно требующих идеальной настройки имеющихся инструментов. Ну а Рихтер в Уральске был всего один раз, да и с собой он привёз тогда свой рояль и своего настройщика, а всевозможные «Ранетки» поют под «фанеру», им нужна другая настройка.

Культура, как таковая, с точки зрения философии является категорией надстроечной и определяется базисом, то есть степенью совершенства сложившейся экономической ситуации в стране. Ну а экономика в странах бывшего Советского Союза на совершенство явно не претендует, было бы парадоксально, если бы духовная составляющая большинства населения, ведущего нищенский и бесправный образ жизни, нашла реализацию в виде «поклонения» музыке и развития личных музыкальных способностей. Когда нет хлеба, музы молчат. Только современные «Нероны» как-то «шевелятся» в этом направлении, наша «принцесса», например, даже арендовала сцену Большого театра в Москве, сразу же после первой скандальной порнографической премьеры театра после ремонта, для демонстрации своих, более чем скромных, способностей оперной певицы.

Памятуя о том, что отдых, это смена действий, всё лето я провожу на даче, тяжёлый физический труд на которой, с одной стороны, несколько повышает мой уровень материального обеспечения, в виде овощей, плодов и фруктов, а с другой стороны, вроде бы является и отдыхом. И уж когда становится совсем невмоготу, позволяю себе рыбалку, благо, что в Уральске ещё сохранились природные возможности для этого. Конечно, в силу материальных ограничений, транспорта и, самое главное, отсутствия необходимых связей в надзорных органах, для рыбалки в несколько отдалённых, но «рыбных» местах области, я не могу сейчас позволить себе этот вид деятельности, так сказать, в «промышленных масштабах», чтобы несколько повысить своё благосостояние, однако пару карасей поймать (а не купить) сейчас ещё можно и в самом городе.

Уральск расположен в треугольнике, окаймляющем город с трёх сторон реками Деркул, Чаган и, естественно, Урал, или Яик, как он раньше назывался. Городской парк отдыха расположен на берегу Чагана, что совсем недалеко от моего дома. Там то я и провожу всё своё свободное время летом. Парк был заложен ещё в царское время, основателем его был атаман Уральского казачества. Потом парк получил новое «революционное» название «имени Кирова», сейчас уж и не знаю, как он называется официально. Несколько сменяющих друг друга руководителей нашей области его «модернизировали», при этом сносились палатки и другие торговые точки своих предшественников, строились «свои» рестораны, асфальтировались все тропинки и дорожки, устанавливались фонари типа «Арбатских», сейчас, например, строят грандиозный мост через Чаган, и т.п. При этом вырубались деревья, но оставалось главное, река Чаган, а в ней, естественно, рыба, которая заходила в этот приток Урала при наводнении.

В нашем пыльном и неимоверно жарком городе летом, парк является некой отдушиной и всегда, особенно в выходные и праздничные дни, наполнен отдыхающей публикой. В будни же, народу не особенно много, однако контингент достаточно постоянный. Работники спасательной станции и клуба водных видов спорта. С утра они проверяют сети, установленные загодя, несмотря на категорический официальный запрет. Потом первые уходят спать, а ко вторым приходят дети, которых они учат плавать на байдарках и каноэ. Рано утром можно наблюдать женщин бальзаковского возраста, которые осуществляют свой моцион, плавают, делают гимнастику. По асфальтированным дорожкам, несмотря на запреты полиции, проносятся велосипедисты, а то и мотоциклисты, гуляют бабушки и няньки с внуками. Летом берег заполнен купающимися детьми и «пьяными» компаниями. Много полицейских, меняющих друг друга. Нетрудно «вычислить» и дам древнейшей профессии, есть контингент людей собирающих бутылки и постоянно конфликтующих на границах «своих» территорий. Бомжи и другие представители Горьковского «Дна», в последнее время число их значительно увеличилось.

В парк я знаю буквально с рождения. Мать с отцом, не отличавшиеся большими достатками, не могли  себе позволить более экзотический вид отдыха, носили меня сюда буквально с пелёнок, потом я уже бегал сюда сам, а поскольку «вырваться» из Уральска в своё время тоже не позволили материальные возможности, так и продолжаю посещать этот парк.

Есть среди постоянных посетителей и совершенно другая, стоящая несколько обособленно, общность. Это бывшие заключённые. Представителей этой группы людей можно определить сразу, одеты они всегда в тёмное, несмотря на жару, часто это просто старая униформа. Они постоянно насторожены, молчаливы, в разговоры не вступают, иногда собираются по два-три человека, потом расходятся. На рыбалку я хожу затемно, поэтому убеждаюсь, что ночуют они тоже здесь.

Надо сказать, что бывшие заключённые наблюдались в парке и раньше, однако встречи с ними были достаточно редкими, время было такое, что законы не позволяли официально «бомжевать», был даже закон о борьбе с тунеядством, официальной безработицы не было, поэтому, хотя часто и формально, такие люди где-то работали, либо «числились» и, как могли, скрывали своё положение до новых «приключений», либо действительно становились на путь исправления. Сейчас же маскировать свой социальный статус необходимости нет, как нет и работы, которая могла бы их занять и они вынуждены как-то приспосабливаться к сложившимся условиям, часть из них переживает время до нового срока в нашем парке.

Рыбаков на Чагане летом, да и зимой на льду, всегда много. Местные старики, дети, откровенные браконьеры, имеющие связи с надзорными органами, просто любители посидеть на берегу с удочкой. Некоторые лица из числа бывших заключённых тоже не брезгуют рыбалкой, как одной из возможностей как-то пропитаться. С одним из них, который рыбачил постоянно, я, волей или неволей, познакомился. Трудно сохранять обособленность, если рядом постоянно находится другой человек, а так уж случилось, что наши «прикормленные» места оказались рядом.

Прошло достаточно много времени с момента нашего начала общения, прежде чем он  стал рассказывать о себе. Сидел он где-то под Красноярском, за много сотен километров от ближайшего населённого пункта, видимо «замели» его в России. О причинах много не говорил, уподобившись Остапу Бендеру, который ограничился формулировкой «по пустяшному делу». Но когда узнал, что по своей основной профессии я настройщик, как-то повеселел, встрепенулся и рассказал один случай, произошедший во время его «отсидки», и который связан с этой профессией.

В основе происшедшего был сюжет, который сегодня уже «обыгран» в нескольких комедиях и связан он с организацией каких-то торжественных случаев в тюрьме. То ли это был юбилей их исправительного заведения, то ли какой-то праздник, на котором обязательно будет присутствовать высшее начальство. А оказался он свидетелем событий и смог описать их достаточно подробно, в связи с тем, что имел какое-то музыкальное образование и присутствовал при этом как некий консультант.

На зону он пришёл с гитарой. Наверное, действительно он попал сюда «по пустяшному случаю», так как сразу, под влиянием рассказов о тюремной романтике, попытался играть на гитаре в камере. Среди заключённых это, оказывается, не приветствовалось и рассматривалось как наглая и вызывающая попытка «заработать» условно-досрочное освобождение, принимая участие в культурно-массовых мероприятиях. Учитывая его малый «стаж», к нему не приняли методов, соответствующих данному проступку, а просто посоветовали идти в клуб, где он и встретился с многочисленной армией аналогичных бардов, а поскольку играл «сносно» и даже неординарно, в том числе и на фортепиано, то «попал на глаза» начальству и про него вспомнили, когда появилась необходимость дать концерт силами заключённых по торжественному случаю.

Масштаб мероприятия был, видимо, действительно достаточно высокий, поскольку на него пригласили и профессионального пианиста из города, который выдвинул свои условия, согласившись играть только на хорошо настроенном инструменте. Заведующий тюремным клубом предполагал, что пианино настраивается на фабрике-изготовителе, а настраивать нужно только гитару. Вот тогда то и вспомнили о нашем герое.

Мой собеседник в общих чертах рассказал о состоянии пианино. Это был инструмент довоенного производства, марку он не помнил, но на нём не играли несколько клавиш, а настройка была такая, что в некоторых местах приходилось нажимать не ту клавишу, которая была написана в нотах, а соседнюю. Те, кто играл на этом инструменте, уже «привыкли». Об этом и доложил тогда своему начальству мой новый друг. Поскольку специалиста с более высокой квалификацией на зоне не было, то ему и было поручено возглавить процесс подготовки инструмента к концерту.

Надо сказать, что слух у него был, но сам процесс настройки он осознавал только теоретически, и никогда не видел, как настраивают инструмент «вживую». Со скамьи музыкальной школы, он знал, что струны натянуты с громадной силой. Поэтому он заказал начальству настроечный ключ, который сам никогда не видел. Мастеровых людей на зоне было много. Привели несколько сварщиков, слесарей высочайшей квалификации, которые изготовили настроечный ключ. Представлял он собой стальной лом стандартного размера, загнутый на конце по 90 градусов, в торце которого было выковано конусное квадратное углубление под размер колка, с помощью которого струны инструмента и натягиваются. Попробовал, оказалось, что усилие на ручке было уж и не такое сильное, лом обрезали пополам, оставив сантиметров 60-70. Кстати, описание этого ключа напомнило автору его первый самодельный ключ, разве что размеры его были намного меньше.

Вполне естественно, что на зоне не было никогда камертона. Камертон тоже доставили с какой-то оказией из города, хотя инструмент к тому времени был уже практически настроен. Ошибся он незначительно, но перестроил весь инструмент опять заново, по камертону. Вполне естественно, что особых затруднений при настройке он не испытал, так как, несмотря на солидный возраст, инструмент с начала эксплуатации ни разу не настраивался и посадочные места колков были не разбиты, в хорошем состоянии, натяжение струн после настройки не изменялось, колки сидели «мёртво». А когда он заиграл, естественно, «Мурку», сбежалось половина колонии, все слушали раскрыв рты. По многочисленным заявкам он проиграл всю тюремную «классику», потом всё, что знал вообще. Все были в восторге, даже его однокамерники, которые вначале выгнали его в клуб с гитарой.

Заведующий клубом пригласил начальника колонии. Тот пришёл в сопровождении дочери, которая училась в городе в музыкальной школе. Она тоже поиграла «Жили у бабуси…», сделала умное лицо и сказала, что «пойдёт», для её отца это заключение было последней инстанцией, проконсультироваться больше было не у кого. Но тут начальник обратил внимание на внешний вид инструмента. Надо сказать, что выглядел он далеко не классическим образом. Вся поверхность его внешних деревянных частей была покрыта искусной резьбой, повторяющей многочисленные и разнообразные татуировки осуждённых. Начальство могло и не понять, поэтому он и заставил всё зашпаклевать и закрасить каким-то нейтральным цветом, ну, может быть, с какой-то специфической «изюминкой».

Умельцев здесь было много, а вот работы настоящей, учитывая застойные времена, не было. Некоторым, наиболее приближённым к начальству и авторитетам, удавалось за повышенный паёк устроиться на одну из «подпольных» лесопилок местного и краевого тюремного начальства. Остальные довольствовались тем, что такие «счастливчики» привозили с места работы деревянные заготовки для поделок. Массово изготовлялись сувенирные нарды и шахматы. Специалисты-краснодеревщики сказали, что шпаклевать инструмент нельзя, резьба глубокая, качественная, вся шпаклёвка может осыпаться при игре. Поэтому нужно ремонтировать капитально.

Была удалена вся резьба полностью, а деревянные детали покрыты специальным многослойным шпоном. Всё качественно зашлифовали и отполировали. С закрытыми клавишами, изощрённо фантазируя, инструмент можно было принять за высокий, вместительный, многоместный гроб из красного дерева. Строго следуя указаниям начальника, завклубом осознал, что такое видение «изюминки» начальству не понравится, и на свой страх и риск он заставил покрасить инструмент «под хохлому». Были специалисты и этого направления, какой-то ложечник из средней полосы России выполнил эту работу. Качество росписи, применяемые краски и лаки дали поразительный эффект. Сочетание золотого грунта с сочными и яркими красными, зелёными и чёрными вкраплениями фантастический цветов и растений, сделали инструмент произведением искусства. Теперь, на сцене мрачного клуба он воспринимался как оазис, как музей южных экзотических растений за Полярным кругом.

Пианист из города приехал за день до выступления. Качество настройки инструмента его вполне устраивало, несколько удивился только внешнему его виду, поинтересовался, не изготовили ли инструмент здесь, непосредственно на зоне, на что ответили, что инструмент заводской, а это только внешняя отделка. Репетиции начали с утра, «артистов» на зоне тоже было достаточно, пели классику, типа «Вечернего звона», несколько песен современных композиторов. Специального реквизита и костюмов не было, поэтому все номера носили несколько специфический оттенок, напоминающий вступительные кадры фильма В. Шукшина «Калина красная».

Высокое начальство подготовку тоже оценило и дало положительную оценку. Все сопровождающие начальство лица после концерта подходили к инструменту и шёпотом заказывали местному начальнику сувениры в аналогичном стиле.

Вот такую историю поведал мне мой друг в течении нескольких дней, которые мы с ним провели вместе на берегу Чагана. Потом он неожиданно пропал и больше я с ним никогда не виделся, а хотелось бы узнать о его сегодняшнем положении, планах, но, увы, не случилось. Предположить по этому случаю можно было бы много, учитывая манеру его изложения и какой-то специфический характер повествования, его рассказы могли бы лечь в основу и других материалов для публикации, но, видимо, не судьба.

Максим-тюнер, Уральск, март 2012